1.1 Универсальный компонент языковых систем и контрастивная модель
Для того, чтобы выяснить, какие черты некоторого объекта или системы (языка) являются универсальными, или, для начала, хотя бы общими, необходимо наличие – для контраста – по крайней мере, ещё одного подобного объекта. Оставив пока в стороне научное сопоставление языков, попытаемся определить те случаи, в которых реальная языковая деятельность, осуществляемая индивидом или группой индивидов – носителей языка, предоставляет исследователю возможность наблюдать за противостоянием (contra–stare), контрастом языковых систем «в жизни». Иначе говоря, ответим на вопрос: сопоставляются ли языки в естественных условиях наивным пользователем[1], или это – прерогатива исследователя-профессионала?
Две примера «бытовой контрастивистики» лежат на поверхности: перевод и освоение второго (иностранного) языка. При дальнейшем размышлении добавятся исторические контрасты, переходы и смещения границ при «столкновении народов» и «смешении языков». Более того, столкновение языков происходит и внутри одного индивида: каждый из нас многоязычен, по словам Щербы: это и билингвизм, и диалекты и социолекты[2]. Доводя принцип до крайности, можем сказать, что и «моноязычная» коммуникация – это столкновение двух индивидуальных, в чём-то совершенно различных языков. Итак, приходим к вполне уверенному предположению, что противопоставление языковых систем или подсистем, а следовательно и проявление универсального и конкретно-языкового компонентов этих систем, можно наблюдать в каждом факте лингвистической деятельности человека.
Попробуем, чисто теоретически, исчислить возможности и случаи противостояния языков, как «индивидуальных», так и «социальных»[3], расчленив таким образом «поле определения» универсального и конкретно-языкового компонентов языковых систем на сферы, материал из которых имеет право и должен попадать в поле зрения исследователя универсалий и типологических параллелей. Отдавая себе отчёт в том, что каждая из сфер межъязыковых контрастов представляет собой безграничное поле для исследования своей специфики – и закономерностей функционирования, обратим внимание на то общее, что объединяет все языковые контрасты, как межсистемные параллели, взаимодействия и взаимопереходы, и определим типы контрастов.
| внутриязыковые контрасты | межъязыковые контрасты | ||||||
контактные контрасты | ie | se | ise | isd | id | sd | ||
динамические контрасты | ie' | se' | ise' | sie' | isd' | sid' | id' | sd' |
ie (in ↔ in) – моноязычная коммуникация: подстройка под собеседника;
se (sn ↔ sn) – диалекты и социолекты: настройка на общее койне;
id (in ↔ im) – коммуникация на неродном языке: «ошибки» в иноязычной речи, взаимная интерференция родного и иностранного языков;
sd (sn ↔ sm) – процесс межъязыкового перевода;
ise (in ↔ sm / im ↔ sn) – творчество на литературном (кодифицированном) языке и его интерпретация;
isd (in ↔ sm) – продуцирование и понимание иноязычных текстов;
ie' (in ↔ i'n) – саморазвитие языковой личности;
sе' (sn ↔ s'n) – саморазвитие языка социума: исторические изменения в системе языка;
id' (in → (im ↔ i'm) – «макаронизация» речи вследствие билингвизма или контактов (ср. примеры Щербы в цитируемой выше работе);
sd' (sn → (sm ↔ s'm) – пиджинизация, креолизация и т. п.: сдвиг в сторону общего «прагматического кода»;
ise' (in → (sn ↔ s'n) – создание литературного (общего, кодифицированного) языка через вклад индивида (наиболее яркий пример – Данте Алигьери);
sie' (sn → (in ↔ i'n) – освоение родного литературного языка, сдвиг индивидуальной нормы в сторону общепринятого кода;
isd' (in → (sm ↔ s'm) – заимствование: из индивидуальных лингвистических фактов в общепринятую норму;
sid' (sn → (im ↔ i'm) – освоение индивидом второго/иностранного языка.
Рис. 1.1.1. Возможная интерпретация модели языковых контрастов
Не вдаваясь в подробности получения общей схемы, в том числе и опущения некоторых теоретически возможных классов, попытаемся предложить первичную, рабочую её интерпретацию. Начнем с нескольких концептуальных предпосылок. Будем исходить из того, что язык является в первую очередь средством дискретизации континуума действительности, окружающей индивида (имеется в виду как конкретный индивид, так и совокупный субъект)[4] а точнее, дискретным посредником между внешним и ментальным континуумами. Множественность возможных точек соприкосновения – опосредования – предопределяет и многообразие как языковых средств – посредников, так и систем таких средств, то есть, в конечном итоге, и языков, рассматриваемых в данном случае точечно, глобально.
В процессе языковой деятельности многообразные средства, смежные по смыслу и/или по ситуации, вступают в конкуренцию (находясь также в отношениях контраста) и избираются пользователем языка из некоторого (функционально-семантического) поля[5] – в соответствии с определённой иерархией факторов выбора. Конкурируют, контрастируют и совокупности, подсистемы и целые системы средств, в конечном итоге – языковые системы, языки. «Развернув» свёрнутую бесконечность точки-языка, взятого глобально, можно сказать, что происходит взаимодействие двух языковых континуумов, вторичное опосредование: как внутри индивида при конкуренции двух форм – подсистем – диалектов – языков, так и при контакте двух индивидов, в том числе и совокупных (имеются в виду контрасты двух «социальных» языков).
При вторичном опосредовании языки, контрастируя, сталкиваясь, «притираются» друг к другу, подгоняются, ищут общее поле контакта[6]. Так, даже в обычном разговоре хороший собеседник старается употреблять понятные или приятные другому собеседнику слова и обороты. Двое говорящих на разных диалектах или социолектах индивидов стремятся к некоему общему койне. И в разговоре (внутреннем) с самим собой, вероятно, можно наблюдать нечто подобное, если следовать концепции множественности личности. Вышесказанное справедливо для пограничных явлений в услоиях контактного, статического (точнее, взятого безотносительно к динамике) контраста.
Для динамического контраста точка вторичного опосредования разворачивается в поэтапный путь перехода от одного состояния системы к другому, от одной системы – к другой. Это и исторический переход от одного состояния системы языка к другому (sе'), и поэтапное формирование в сознании обучающегося индивида второго языка (sid') и другие подобные процессы.
Как видим, контакты языков и межсистемные трансформации могут быть сведены в одну парадигму пограничных явлений. Можно далее предположить, что как статические контакты, так и динамические трансформации языковых систем, находящихся в состоянии контрастирования, происходят в соответствии с некоторыми общими структурными закономерностями для всех сфер контрастов, однако это – вопрос для отдельного обсуждения. Нас же в данном случае интересовала не детализация процессов трансформаций и межсистемных переходов, тем более их особенности в каждой из сфер в отдельности, а сам факт вхождения их в общую модель.
Нужно признать, что собственно универсальные явления, интерес к выявлению которых и вызвал заинтересованность к определению широкого контекста их функционирования, не даны в бытовой контрастивистике иначе как в синтетическом, нерасчленённом конгломерате с явлениями конкретно-языковыми. Кроме того, именно учитывая бытовую контрастивистику, следует выделять три ряда явлений по степени их универсальности:
- свойственные конкретному языку, или, по терминологии С. Д. Кацнельсона, идиоэтнические явления (Кацнельсон 1972: 3 и др.);
- явления, общие для пары языков, или микроуниверсалии (собственно, только эти явления реально ощущаются наивным пользователем, ведь больше пары языков такой пользователь практически не сопоставляет);
- общие для всех языков, собственно универсальные явления, или макроуниверсалии.
Универсальный компонент играет фундаментальную роль в использовании языковых систем. Вытекая из общечеловеческой языковой – и шире, семиотической – способности он обеспечивает саму возможность и базу понимания, перевода, обучения языку и т. д. Языки всегда различны, и поэтому необходимо некоторое общее опосредующее основание, чтобы языковой контраст не превратился в языковой барьер.
Для профессионального наблюдателя языковых контрастов; исследователя-лингвиста пары языков мало, чтобы определиться с собственно универсальным компонентом. В сфере теоретических исследований триаду «макроуниверсалии – микроуниверсалии – конкретно-языковые явления» можно соотнести с континуумом, одним из полюсов которого является полюс монолингвистический, второй же представляет собой универсальный общечеловеческий язык, тот идеальный общий класс, заполнение которого видится идеальным же пределом общей лингвистики как науки.
Возвращаясь к бытовой контрастивистике и к технологической пользе теории при её инвертировании в практику, соотнесем данную триаду с континуумом степени трудности при освоении языка, а соответствующую межсистемную трансформацию с гибридными переходными учебными языками[7]. Аналогичным будет и соотнесение со степенью необходимости переводческих приёмов при переводе, степенью вероятности заимствований, степенью возможности интерференции, то есть, так называемых «ошибок» при изучении иного языка и т. п. В ряде работ для интерпретации иерархии универсалий по степени их универсальности используется также модель «центр – периферия», являющаяся опять же моделью континуального типа. В них аналогичным образом отмечается взаимосвязь универсальности и центральности с процессами освоения первого и второго языка, процессами пиджинизации и креолизации, с процессами использования языка при афазии, с так называемым «отмиранием языка» и т. п.[8] Наконец, параллелизм исторических этапов развития многих грамматических явлений (например, перфект, артикль и др.) и членения соответствующего участка универсального грамматического континуума может служить ещё одним наглядным примером проявления универсального компонента в языковой действительности. Действительно, синхронный функционально-типологический срез (модель «центр – периферия», функционально-семантическое поле) выявляет диахроническую перспективу, почти как срез дерева – годичные кольца.
[1] «пользователь языка» – общий термин для оппозиций типа «говорящий/слушающий», «отправитель/получатель» или «интерпретатор сообщения» и др.
[2] ср. раннюю статью Л. В. Щербы “Sur la notion de melange des langues” (1925), опубликованную на русском языке под заглавием «О понятии смешения языков» (Щерба 1958: 40-53)
[3] термины «индивидуальные» и «социальные», i/s, как и далее, «одинаковые» и «разные», e/d языки, в значительной степени условны; первая пара связана с противопоставлением языковой системы внутри сознания одного индивида, идиолекта, и языковой системы социума, группы индивидов, совокупного индивида; вторая пара связана с возможностью сведения двух систем к одному классу, что, разумеется, относительно и зависит от масштаба рассмотрения
[4] аналогичной позиции придерживался и В. С. Юрченко в ряде работ (Юрченко 1994: 8-10)
[5] функционально-семантическое и вообще поле является одной из моделей континуального типа, равно как и модель центр – периферия, и модель лингвистических континуумов; ср. (Seiler 1990) и другие работы в рамках Кёльнского проекта
[6] напрашивается слово «консенсус», но это – не политическая параллель; термин “konsensuelle Metabereich”, наряду с “gegenseitige Anpassung” и др. получил распространение в ряде работ лингвистов, воспринявших методологические и общесистемоведческие идеи чилийского биолога Умберто Матураны; ср. например (Hasenclever 1990: 117-134; Peschl 1990: 365-379), а также некоторые работы Х. Зайлера и Т. Винограда
[7] идея гибридных учебных языков развивается на практике в концепции логической грамматики Милашевича (Милашевич 1987) и в некоторых теоретических работах зарубежных исследователей (Adjemian 1976: 297-320)
[8] «гипотеза центра» достаточно подробно сформулирована в работе (Hatch 1983: 334-353)
Кашкин, В.Б. Парадоксы границы в языке и коммуникации. Воронеж: Издатель О.Ю.Алейников, 2010. С.25-30.