Е.И.Шейгал

Рефлексивы в политической коммуникации

В статье рассматриваются метаязыковые рефлексивы, снижающие энтропию в политическом дискурсе.

The author analyses metalanguage reflexives aimed at decreasing information enthropy in political discourse.

Одним из свойств политического дискурса является его специфическая эзотеричность, обусловленная тем, что обладание тайной (эксклюзивное право на информацию) является одной из сил, составляющих власть: «Тайна лежит в сокровеннейшем ядре власти» [Канетти 1999: 130].

Обратной стороной эзотеричности является гадательность. Этот принцип, сформулированный Ю.В.Рождествен-ским [Рождественский 1977] для массовой коммуникации, в политическом дискурсе является, на наш взгляд, с одной стороны, следствием нарушения коммуникативных максим качества, количества и манеры, а с другой – реализацией прагматического принципа интереса [Leech 1983]. Гадательность или прогностичность – это содержательная категория политического дискурса, которая вытекает из свойства его смысловой неопределенности и обусловлена тем, что адресант стремится в своих интересах манипулировать языковым сознанием адресата и совершает ‘зашифровывающие’ действия, а адресат вынужден проводить толковательную и прогностическую деятельность вследствие манипулятивных действий адресанта.

Снятие тайны осуществляется через ответы по существу дела, эксплицитные дескрипторы ‘разгадки’ (разгадка, подоплека, дать подсказку, расшифровать, иметь в виду, трактовать, открывать козырные карты), а также специфические речевые акты – метаязыковые рефлексивы. Целью рефлексива является снятие информационной энтропии, коррекция сообщения в сторону уточнения, приближения к истине.

Под рефлексивом будем понимать «метаязыковое комментирование актуальной для современного словоупотребления лексической единицы» [Вепрева 1999: 51].

Языковая рефлексия говорящего в политическом дискурсе связана не только с «обостренным личностным началом, присущим современной публичной речи», как считает И.Т.Вепрева, но, прежде всего, с необходимостью преодолевать коммуникативные помехи, создаваемые смысловой неопределенностью. Дело в том, что в современном политическом дискурсе мы нередко сталкиваемся с ситуациями, когда проблемы семантики становятся политическими, и участники дискурса вынуждены прибегать к метаязыковым операциям по толкованию значения того или иного выражения. «В эпоху перемен, когда рушится старое, а новое еще не устоялось, не определилось, многие рефлексивы отражают раздумья автора над точностью и адекватностью номинаций, используемых для обозначения положения дел» [Кормилицына 2000: 21].

Это особенно характерно для таких жанров политического дискурса, как интервью, дебаты, аналитический комментарий и т.п., где суть общения составляет прояснение взглядов и позиций. Приведем выдержки из интервью заместителя генерального прокурора РФ. На вопрос об успехах юристов в борьбе с коррупцией он отвечает:

«А что вы понимаете под коррупцией? В Уголовном кодексе такого понятия нет. В приговорах судов это слово также отсутствует. <...> Мое мнение: коррупция – не самостоятельный состав преступления, а, скорее образ жизни, поведения чиновника. <...> Коррупция сегодня в России – инструмент политической демагогии. <...> Мы всегда указываем статьи УК, по которым возбуждено то или иное дело. Не за мифическую коррупцию, а за конкретные преступления. <...> А наличие комиссий по борьбе с коррупцией не доказывает ее существования? Ведь что-то же члены комиссий время от времени обсуждают? – Это вам лучше у них спросить. <...> Ю.Скуратов не раз подчеркивал, что ведет борьбу с коррупцией именно как с явлением. – В том-то и беда. А надо не с «явлением» бороться, а с конкретной преступностью» («Известия»).

Мы видим, что коррупция трактуется прокурором как политический фантом – смысловая неопределенность термина не позволяет достаточно точно идентифицировать денотат, подвергает сомнению реальность его существования и, следовательно, возможность осуществления политических действий по отношению к данному объекту.

Понятие «рефлексив» шире таких понятий, как «интерпретирующие речевые акты» [Кобозева, Лауфер 1994: 64] и «речевой акт уточнения» [Старикова 1991: 184], и выступает по отношению к ним как родовое. К интерпретирующим речевым актам И.М.Кобозева и Н.И.Лауфер относят реактивные реплики, выражающие понимание (интерпретацию) пропозиционального содержания предшествующей реплики собеседника. Речевой акт уточнения определяется Е.Н.Стариковой как ассертив, иллокутивное значение которого сводится к прагматической коррекции пропозиции предшествующего речевого акта. Под прагматической коррекцией понимается подтверждение, усиление или ослабление истинности высказывания.

Под рефлексивом мы понимаем любой акт метаязыкового комментирования фактов речи как самого говорящего, так и собеседника. В качестве метаязыковых операторов интерпретации в рефлексивах выступают слова и обороты: на самом деле это означает; так называемый; то, что называют…; смысл в том, что…; трактовать как; то есть; точнее; фактически надо понимать как, а также противительная конструкция типа: не X, а Y.

Рассмотрим типологию рефлексивов в политическом дискурсе. По объекту метаязыковой рефлексии разграничиваются два основных типа рефлексивов: акты интерпретации фактов речи и акты интерпретации денотата, стоящего за фактами речи.

I. В рефлексивах первого типа, связанных с оценкой фактов речи, метаязыковому комментированию подвергается как сигнификативный, так и коннотативный аспекты семантики.

1. Интерпретация сигнификативного содержания фактов речи происходит через толкование: под толкованием в данном случае понимается как развернутая дефиниция, так и поясняющая синонимическая замена. Выделяются следующие функции такого рода рефлексивов-толкований:

• пояснить смысл малоизвестного термина (в приводимом примере – жаргонизма):

Открою большую тайну – до 50 процентов средств, которые прописаны в бюджете на ту или иную статью, превращаются не деле в так называемый откат. То есть, возвращаются тем депутатским фракциям, которые лоббируют эти деньги (К.Боровой);

• обозначить идеологическую позицию политика (когда прибегают к толкованию общеизвестного, но допускающего неоднозначную интерпретацию термина):

Само же понятие «патриотизм» Степан Сулакшин трактует как приверженность надэтническим, общенародным и государственным интересам («Комсомольская правда»);

• пояснить специфику трактовки общепонятного выражения в случае использования его как жанрового штампа в определенной сфере общения:

Потому что в предпоследнем абзаце написано: «Выражает глубокую озабоченность по поводу случившегося». Это норма международного права, практически протест против того, что было сделано (Стенограммы заседания Государственной Думы);

• мотивировать правомерность выбора именно данной номинации:

Что касается «преемника», то для многих это звучит почти как «престолонаследник». Но в этом слове заложен другой смысл, другой корень – преемственность. Если речь идет о человеке, который продолжит курс на цивилизованное развитие России, то можете считать его моим политическим наследником (Б.Ельцин);

• показать неадекватность используемого оппонентом термина обозначаемому положению дел:

О какой стабилизации может идти разговор? Стабилизация – это, вы сами понимаете, сохранение устойчивости, постоянства и так далее. Что мы должны стабилизировать? Положение, которое сложилось в стране? Мы должны стабилизировать невыплату заработной платы, нищенские пенсии, развал экономики, голодную армию, преступность, нищету народа? (Н.Рыжков);

• разоблачить эвфемистическое камуфлирование, к которому прибегает оппонент:

Как вам идея «народного правительства»? – Я не знаю, что имеют в виду коммунисты. Думаю, что в нынешнем кабинете есть люди «левых» взглядов. Так что правительство уже коалиционное (Б.Немцов);

• дискредитировать политических противников:

Вот типичный пример. Ко мне обратились рабочие акционерного общества «Икс» с жалобой на несправедливость: новый владелец их предприятия приобрел акции незаконным путем, неправильно его приватизировал и проч. <…> Просят сделать депутатский запрос. Если переводить на русский язык, это означает: мне заплатили бандиты «десятку» и велели нервировать этого нового владельца, а они, со своей стороны будут ему угрожать (К.Боровой).

2. Интерпретация коннотативного аспекта фактов речи связана с оценкой номинации как неадекватной, нежелательной или неприемлемой с точки зрения эмотивных ассоциаций. Рассмотрим функции данного типа рефлексивов:

• объяснение мотива смены наименования (стремление избавиться от ставшего коннотативно неадекватным ключевого слова):

Команда так команда. Может, это и осмотрительней. Слово «партия», вызывающее у избирателя приступ стойкой дурноты, трудно уж сиять заставить заново. За команду голосуйте, граждане! («Известия»);

• обозначение и акцентирование своей идеологической позиции:

Можно только с содроганием представить себе, как всевозможные «патриоты» (только в кавычках могу о них говорить) поднимут сейчас головы (Ю.Нестеров);

• коррекция оценочной квалификации события в речи собеседника. Так, в следующем примере Г.Селезнев отвергает номинацию, использованную В.Семаго, интерпретирует ее коннотативный аспект (хамское выражение), и предлагает свой нейтральный вариант:

Так вот, ситуация состоит в том, что надо пригласить сюда Президента, надо проводить не какие-то подковерные консультации, а здесь решать эту проблему. – Г.Селезнев: Я прошу прекратить хамские выражения в адрес лидеров фракций. Никто не ведет никаких «подковерных» заседаний, это нормальная совершенно работа (Стенограммы заседания Государственной Думы).

Оценочной квалификации может подвергаться неприемлемая коннотация не только отдельной номинации, но и целого текста:

Это не столько возражение, я просто хочу прокомментировать этот документ. Этот документ является политическим доносом, который сделан в лучших традициях Владимира Вольфовича (С.Иваненко).

В данном случае номинация донос является пейоративной квалификацией текстового жанра, использованного политическим противником автора;

• коннотативная коррекция, основанная на переключении кодов из реального в символический план. В результате такого рода коррекции сугубо ‘технический’, коннотативно нейтральный термин превращается в метафору-символ, насыщенную идеологическими коннотациями и придающую выступлению пафосное звучание:

Я не согласен с оценками ситуации со стороны тех, кто сейчас выступал с этой трибуны. Если посторонний наблюдатель это послушает, он не поймет, что реально происходит в стране. <…> Обесценился не рубль, обесценилась Российская Федерация. <…> Произошла не девальвация рубля, а девальвация власти и президента (Г.Зюганов).

II. Второй тип рефлексивов связан с интерпретацией высказывания с точки зрения стоящего за ним денотата. Метаязыковое комментирование в данном случае представляет собой либо градуальную коррекцию, связанную с оценкой номинации как неадекватной обозначаемому по степени признака (1), либо комментирование политического смысла высказывания (2).

1. При градуальной коррекции в сторону возрастания говорящий считает, что номинация не в полной мере отражает степень серьезности, значительности, негативности обозначаемого явления:

То, что называют сейчас финансовым кризисом в России, на самом деле представляет собой явление куда более значительное, завершающее чуть ли не целое десятилетие, которое охарактеризовалось небывалым пренебрежением к реальным экономическим условиям и господством групповых, эгоистических интересов (Н.Харитонов).

К градуальной коррекции в сторону снижения степени говорящий прибегает, если считает, что собеседник преувеличивает значительность, негативность и т.д. явления:

– Но вы тогда еще ультиматум выставили. – Это был не ультиматум, а нормальные политические требования (Г.Явлинский).

2. Комментирование политического смысла речевых действий связано с обнаружением второго плана сообщения, с выявлением скрытых интенций политика:

Сергей Кириенко заявил, что сделал свой выбор – он и его партия «Новая сила» поддержат на президентских выборах Владимира Путина. На самом деле это заявление не имеет прямого отношения к президентским выборам. Оно просто означает, что значительная часть правых, вслед за Кириенко, подала заявку на местечко в партии власти. Точнее, в партийной системе, которую хочет построить в России Путин («Известия»).

Слова выступившего на съезде Анатолия Чубайса о том, что членам ДВР не хватает «…уверенности в себе, напора, жесткости, наглости, дисциплины», были встречены бурными аплодисментами. А.Чубайс формально поддержал идею коалиции. Но смысл его речи был иным: «Партия должна и может вернуть себе прежнее величие». И намек – кто способен это совершить, был вполне прозрачным. По существу на съезде Анатолий Чубайс заявил, что становится публичным политиком («Известия»).

Данный тип рефлексива отличается от всех остальных тем, что он никак не связан с оценкой собственно языковой стороны высказывания; скрытый смысл сообщения выводится не столько из поверхностного смысла, сколько из ментальных моделей интерпретатора, и в значительной мере зависит от его аналитических способностей и его оценки политической ситуации. Под ментальной моделью в политическом дискурсе, вслед за Т. ван Дейком, будем понимать когнитивную структуру, связывающую коллективные политические знания и индивидуальные мнения и убеждения [van Dijk 1997].

Т. ван Дейк разграничивает ментальные модели событий и ментальные модели контекста. Если модели политических событий образуют содержательную базу политического дискурса (о чем говорится?), то модели контекста контролируют преимущественно план выражения (как говорится?).

Это разграничение представляется значимым для понимания когнитивной основы разных типов рефлексивов. Рефлексивы, комментирующие политический смысл высказываний, исходят из ментальной модели события. В основе остальных типов рефлексивов лежит взаимодействие обеих моделей, однако, если в рефлексивах, связанных с оценкой фактов речи, доминирует модель контекста, то в рефлексивах градуальной коррекции на первый план выходит модель события.

Литература

1. Вепрева И.Т. О социально-оценочной функции метаязыкового комментария в публичной речи // Политический дискурс в России-3: Материалы рабочего совещания. М., 1999. С. 51.

2. Канетти Э. Элементы власти // Психология и психоанализ власти. Т. 1. Хрестоматия. Самара, 1999. С. 120–168.

3. Кобозева И.М., Лауфер Н.И. Интерпретирующие речевые акты // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994. С. 63–71.

4. Кормилицына М.А. Рефлексивы в речевой коммуникации // Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2000. С. 20–25.

5. Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 1997. 600 с.

6. Старикова Е.Н. Уточнение как элементарная единица дискурса // Прагматические аспекты функционирования языковых единиц. М., 1991. С. 184.

7. Dijk T.A. van. Political Discourse and Political Cognition (Congress Political Discourse, Aston University, July 1997: first draft) // http://www.let.uva.nl/~teun/

8. Leech G. Principles of Pragmatics. London & New York, 1983.

© Е.И.Шейгал, 2002

Теоретическая и прикладная лингвистика. Выпуск 3. Аспекты метакоммуникативной деятельности. Воронеж, 2002. С.133-141.

Шейгал, Елена Иосифовна: Волгоградский государственный педагогический университет, доктор филологических наук, профессор