|
|
…сов. Онисуть локальные конкретизации одногообщего для всех нас мира здравого смысла.То есть, подмиры связаны друг с другомне так, как изолированные физическиесистемы с теми объемлющими системами,которые онисоставляют, а скорее как локальныеконкретизации некоего целого, котороеони предполагаютв качестве своей предпосылки.Микромиры же это не миры, а изолированные,лишенные смысла области, и постепенностало ясно, что их нельзя объединитьдруг с другом так, чтобы получить врезультате мир обыденной жизни» [421].
Мы, разумеется,можем бесконечно рассуждать о единствеи целостности мира, но ИИ диктует своизаконы. Для реконструкции он требуетдеконструкции. Фреймы Минского и сценарииШенка считались весьма многообещающими.Т.Виноград, одним из первых отметилограниченность микромирного подходас помощью сценариев и фреймов [Виноград,Флорес 1996], хотя фреймовый подходпредставляется эффективным в целяхсемантического анализа естественногоязыка в процессе понимания [Филлмор1988]. Проблема обыденного знания сталакамнем преткновения для судьбы ИИ. И поиронии судьбы, он, ‘разуверившись’ вИИ, преподает Хайдеггера в рамках курсапо computer scienceи указывает на «трудность формализациитого обыденного фона, который детерминирует,какие именно сценарии, цели и стратегииимеют отношение к делу и как именно онивзаимодействуют друг с другом» [Виноград,Флорес 1996]. Дрейфусы, обобщая различныевзгляды и теории, приходят к важномуметодологическому выводу о том, что«если наличие теории не необходимодля объяснения разумного поведения,то мы должны быть готовы рассмотретьвопрос о том, возможно ли вообщетакое теоретическое объяснение вобыденных областях» [Х.Дрейфус, С.Дрейфус1998: 426]. Далее они намечают бесконечнуюи очень заманчивую для исследователейперспективу на базе постулирования,что интеллект мотивирован целями изадачами организма, которые он черпаетиз наличной культуры. Такого же взглядапридерживается Дж.Лакофф. Конкретно,точку зрения, считающую, что мышлениеявляется компьютером на биологическойоснове, он называет точкой зренияэнтузиаста компьютеризации [Лакофф1988]. Справедливо утверждая, что современныйвычислительный подход не позволяетподойти к образной стороне мышления,Лакофф говорит о специфическомэкологическом аспекте мышления. Обобщаясуществующие взгляды на проблемупрототипов, интерпретирующие последниекак непредсказуемые, непрогнозируемые(Берлин, Кэй, Рош, Филлмор), Лакофф делаетвывод о том, что внимание специалистовпо когнитивной антропологии должнобыть нацелено на экспериенциальный,образный и экологический аспектымышления [Там же: 51]. При рассмотрении вкачестве минимальной единицы анализацелостный организм в контексте некоторогоцелостного мира культуры горизонтыпроблем компьютерного моделированияобретают на сегодняшний день туманнуюпривлекательность. Так или иначе,обыденный мир оформляет и организуетнаше мироощущение, вследствие чегопроблемы обыденного языка проникаюткак в частные лингвистические вопросы,так и в общеметодологические проблемы.Как справедливо полагал Гилберт Райл,«Границы ‘обыденного’ размыты, однакообычно мы не сомневаемся в том, принадлежитили не принадлежит какое-то конкретноеслово или выражение обыденному языку»[Райл 1998: 156]. Философ выражает не вполнечеткую позицию, говоря о возможностяхпроцесса формализации. Упоминая олозунге Витгенштейна ‘назад к обыденномуязыку’, Г.Райл уточняет, что он «можетбыть девизом тех людей, которые избавилисьот мечты о формализации (хотя часто егопровозглашение диктуется другимисоображениями). В этом смысле данныйлозунг должны отвергать только те, ктонадеется заменить философствованиевычислением» [Там же: 172]. В этом узлесопрягаются проблемы философии сознания,психоанализа, феноменологии иискусственного интеллекта. В связи сэтим уместно остановиться на отечественнойтрадиции в русле логического анализаестественного языка. Современнаяроссийская школа работает в перспективеприкладной лингвистики в различныхнаправлениях: лексикография, АП(автоматический перевод), языковыеуниверсалии, логический анализ языкав семиотическом пространстве. Так,например, Ю.Д.Апресян считает, чтоконструирование формальной системы,точно воспроизводящей мыслительнуюдеятельность человека, не представляетсявозможным. Этот вывод основан на всетой же неразрешимой проблеме ‘стороннегонаблюдателя’: «…исследуя своюмыслительную деятельность, человексталкивается с уникальной в наукеситуацией, когда субъект познаниясовпадает с его объектом» [Апресян 1995:580]. Ученый находит возможный выход изситуации в применении теоремы Геделяо неполноте, «ибо система, являющаясясредством описания, ничуть не сильнеесистемы, являющейся его предметом» [Тамже]. 8. Философияразума и философия культуры. Резюмируясказанное, можно перекинуть мостикмежду существующими традициями АФ и ееперспективами в прикладной сфере сидеями, основой которых являетсярассмотрение соотношения философииразума и философии культуры. Развитиефилософии культуры и философии разумасвязывают с эпохой гуманизма, немецкогоидеализма, с именем Гумбольдта [Гумбольдт1985]. Гумбольдт, являясь одновременнопевцом разума и культуры, условно говоря,отказывается от разума во имя культуры[Кильен 1983]. И спустя многие десятилетияновым принципом анализа в современнойгуманитарной сфере объявлен‘культурологический принцип’ [Степанов1998]. Вопрос о соотношениинауки и культуры присутствует в творчестверусских мыслителей. Несомненно, говоряоб идеях, взглядах отдельных мыслителейнеобходимо учитывать контекст жизненногоопыта каждого из них. Так, например,Достоевский не выносил математики. Длянего в ней «столько же интереса, скольков мыльном пузыре». Он считал ее «смешнойнаукой», а занятия ею – глупостью. Онамогла его интересовать лишь как прикладнаянаука. Предназначение науки писательвидел в ее ориентированности на человека.Считая, что наука присутствует в логикечеловеческого развития, она должнапомочь человеку понять самого себя ивселенную. Через все творчествоДостоевского проходит воспеваниедуховных ценностей, а наука рассматриваетсяим в качестве познавательной системы,ограничиваясь вспомогательной ролью.Утрирование объективистской роли наукиведет к антагонизму по отношению ксистеме ценностей, чего нельзя допустить: «Менязовут психологом: неправда, я лишьреалист в высшем смысле, то есть изображаювсе глубины души человеческой»; « Ядействую Анализом, а не Синтезом, тоесть иду в глубину, разбирая по атомам,отыскивая целое»; «Но, разумеется,никогда нам не исчерпать всего явления,не добраться до конца и начала его. Намзнакомо одно лишь насущное видимо-текущее,да и то по наглядке, а концы и начала –это все еще пока для человечествафантастическое» (цит.по: [Аллен 1983: 148]). Понимая, чтосистема необходима человеку, но человекне является ее властелином, Достоевскийполагал, что система не господствуетни над человеком, ни над реальностью.Согласно Л.Аллену, Достоевский обнаружилдругую эстетику: «это эстетика, у которойнет других ‘начал и концов’, кромесамого человека, которого надлежитлучше понимать и лучше созидать, учитываяего двойственную природу и двоякийзакон: закон порядка и закон случайности»[Там же: 155]. Наша ссылка на Достоевскогоне ‘случайна’. Ведь концепциядиалогичности и недосказанностиМ.М.Бахтина выросла из поэтики Достоевского[Бахтин 1979]. Литература
|